Чем скорее можно доконать смелую и тонкую гибкость ума? Знанием или незнанием? Поможет ли знание приучить наш глаз к спокойствию и терпению, речь к откладыванию быстрого суждения, устранит ли оно ассоциированное включение нового через мускульную силу готовых интеллектуальных приемов? И знаем ли мы иной темп мысли, кроме темпа барабанного боя? Если нас каждый день мучают одни и те же выражения, похожие на нищую и одичалую мелодию, то можем ли мы найти дорогу к новому солнцу, дать слово маю на исходе или войне на переломе? Можно ли сыграть фуги европейской мысли на другой манер? Можем ли мы, цепляясь за сверкающие лучи знания, куда-нибудь да подняться? И есть ли другой способ передвижения помимо карабканья по лестнице знания? И все ли мысли и истины ведут к просветлению? Или существует масса безразличных истин, которые не несут в себе никакого облегчения. А незнание, в его ли силах затормозить засоряющую силу культуры, и придаст ли оно нам новое духовное ускорение, поможет ли стать молчаливыми, как заря, и умными, как мотылек? Или, наоборот, разгонит наш инстинкт выламывать готовые понятия и легко внедряться в других при помощи жесткого интеллектуального спарринга? Но также возможно, что только незнание способно вызвать энтузиазм в благоговении перед спокойными и сострадательными отшельниками и наставниками. Что скорее сделает из нас ласковых эстетов, десемантизаторов (Десемантизация - сворачивание любого смыслового поля к работе смыслопорождающих моделей) или хронических субъектов знания в остром приступе репрезентации? Знание или незнание поможет нам дойти до совершенства десятой степени "Облаков Дхармы", а также, как и Лин-Юню, сказать: "С тех самых пор, как я увидел цветы персика, я больше не знал сомнений". Или отправит нас вместе с Одиссеем искать место, куда можно воткнуть весло и закончить, наконец, странствие. Но воткнуть его в землю можно будет только в случае, когда на вопрос: "Где здесь море?", мы услышим ответ: "Что такое море?".