Полосатый и Желтая имеют богатую биографию. Сразу же после публикации «Надежда каждого цветка» получила литературную премию Кристофера как «лучшая вдохновляющая книга года». За тридцать лет своего существования это произведение стало классикой не только на английском, но и на испанском, немецком, голландском, португальском, китайском, корейском, японском, тайском языках. В одной только Корее «Надежда…» выдержала девять пиратских (!) переизданий, прежде чем была официально издана и вошла в школьную программу. С момента выхода книги в свет было продано свыше 2,5 млн экземпляров этой притчи, и в США книгу продолжают переиздавать до сих пор. С чем же связано столь широкое признание этой, на первый взгляд, наивной, почти детской книги? Вероятно, с тем, что этот безыскусный текст несет на себе отпечаток мудрости и простоты, свойственной только самым глубоким и универсальным вещам. По признанию самой Трины Паулус, каждый следующий читатель обнаруживает в «Надежде…» совершенно новую грань, иногда неожиданную даже для самого автора! Эта маленькая притча — о самых сокровенных превращениях, происходящих в человеческом существе, о Великой Возможности внутренней трансформации, открытой каждому из нас. Взгляд со страниц книги Желтая была в отчаянии без Полосатого. Она каждый день подползала к столбу, высматривая его, и возвращалась домой уже под вечер, опечаленная, но отчасти успокоенная, поскольку она ни разу не увидела Полосатого. Потому что если бы она его увидела, она бы бросилась за ним, даже зная, что этого делать не надо. Она предпочитала занимать себя чем угодно, лишь бы не сидеть в неизвестности. «Что же я на самом деле хочу?? — вздыхала она, — все меняется каждую минуту… Но я все-таки знаю, что есть Нечто Большее». В конце концов, она замкнулась в себе и ушла от всего, что было ей когда-то знакомо. Как-то раз какая-то ворсистая серая гусеница, свисавшая с ветки, вызвала ее удивление. Казалось, что ее поймали в какую-то лохматую ловушку. «Похоже, вы попали в беду, — сказала Желтая, — вам помочь?» «Нет, моя дорогая, мне нужно проделать все это, чтобы стать бабочкой». У нее внутри все подпрыгнуло. «Бабочка… — что значит это слово?» «Это то, во что ты рождена превратиться. Бабочка летает на прекрасных крыльях, соединяя небеса и землю. Она пьет нектар цветов и переносит семена их любви с одного цветка на другой. Без бабочек мир вскоре обеднел бы цветами». «Не может быть! — выдохнула Желтая, — Как можно поверить в то, что внутри тебя — бабочка, если все, что я вижу — это косматый червяк? Как это — превратиться в бабочку?» — спрашивала она задумчиво. «Ты должна желать летать так сильно, что готова отказаться быть гусеницей». «Вы имеете в виду — умереть?» — спросила Желтая и сразу вспомнила тех трех, которые свалились с неба. «И Да, и Нет, — ответил он, — Это будет ВЫГЛЯДЕТЬ, как будто ты умерла, а НА САМОМ ДЕЛЕ ты будешь жить. Жизнь изменится, но никто ее не отберет. Не отличается ли это от жизней тех, кто умер, так и не став бабочкой?» «Если я решу стать бабочкой, — проговорила Желтая нерешительно, — что тогда я должна сделать?» «Посмотри на меня. Я делаю кокон. Я знаю, что это выглядит со стороны, как будто я прячусь, убегаю, но кокон — это не укрытие. Это временное пристанище, где и происходят изменения. Это очень серьезный шаг, ведь ты уже никогда не сможешь стать гусеницей и вернуться к гусеничной жизни. Во время самих превращений тебе или любому, кто полюбопытствует, будет казаться, что ничего не происходит. Но на самом деле бабочка уже рождается. Это просто займет некоторое время! И еще кое-что. Как только ты станешь бабочкой, ты сможешь по-настоящему любить — такой любовью, которая рождает новую жизнь. Это лучше чем любые объятия, на которые способны гусеницы». «Ой, я побежала, отыщу Полосатого», — воскликнула Желтая. Но она знала, что он слишком высоко на Столбоползе, чтобы она могла найти его. «Не грусти, — сказал ее новый друг, — если ты изменишься, ты сможешь летать и покажешь ему, как прекрасны бабочки. Кто знает, быть может он захочет стать одной из них!» Желтую терзали сомнения: «А что если Полосатый вернется, а меня нет? А что если он не узнает меня в новом виде? А если он решит остаться гусеницей? Как гусеницы мы хоть ЧТО-ТО точно можем делать — мы можем ползать и есть. Мы можем хоть КАК-ТО любить. Как два кокона могут вообще быть вместе? Как это ужасно — взять и навсегда застрять в коконе!» Как могла она рисковать своей единственной жизнью, когда знала, что так маловероятно то, что она могла однажды стать великолепным крылатым созданием?