Проза Эдуарда Шульмана имеет своё лицо, всегда узнаваемое, но разное, как изменчива улыбка одного и
того же человека. втор погружает читателя в историю, и заставляет по-новому взглянуть на привычное…
Как определить такой жанр? Роман-миниатюра? Собрание документов, снабженное авторскими комментариями?
Исторические хроники? Есть события подлинные, есть мнимые, есть домысел, а есть и чистый вымысел, хотя
и тщательно психологически выверенный, имеющий право на реальное существование. Тут можно говорить не
столько об исторической подлинности, сколько об игре в историческую подлинность. Но игра захватывает.
Простодушный читатель скажет: не оторвешься. А про жанр – и не вспомнит.
Автор втягивает нас в процесс осмысления, вернее, переосмысления того, что казалось нам непреложным.
Умение показать иторию, которую мы знали, но не были ею потрясены, – потрясает. Потрясает скрытая за сухой,
казалось бы, информацией, иногда ироническая, иногда документально лаконичная авторская интонация, которая
таит такой эмоциональный накал, что читателя порой током пронизывает. Эта проза чрезвычайно энергетически
насыщена, что удивительно при ее литературной «сделанности» и мастеровитости.