«Прямоугольник окна становится все светлее. Шторы уже не могут сдержать утро, и оно вливается в комнату, наполняет ее гулом очнувшегося города. Забытье уходит, оставляя после себя привычную тяжесть неспокойного сна, которая сменится скоро другой – тяжестью очередного дня. Ганин смотрит на будильник. Без пятнадцати семь; еще десяток минут можно полежать в тепле постели, позевать, „поваляться“, как называла это когда-то мама. Впереди все известно, все столько раз пережито, что заглядывать туда нет никакого желания. Просто сейчас затарахтит „Рассвет“ – и начнется…»
