4.66USD
Внимание! Книгу продает:
Асият
Условия продажи: оплата и доставка по договоренности
Доставка почтой России или самовывоз. Продавец в Санкт-Петербурге. Отправка в течение 3 дней после оплаты заказа. Даем ссылку на отслеживание. Стоимость книг не включает доставку. Сбербанк, Яндекс деньги, наличные. Просьба указывать н телефона в заказе.
Издательство: | Симпозиум |
Дата выхода: | февраль 2015 |
ISBN: | 978-5-89091-475-0 |
Тираж: | 1 500 экземпляров |
Объём: | 304 страниц |
Масса: | 430 г |
Размеры(В x Ш x Т), см: | 21 x 13 x 3 |
Обложка: | твёрдая |
Бумага: | офсетная |
Иллюстрированное издание | + |
Переводное издание | + |
Кейс Верхейл - голландский филолог-славист, писатель, переводчик классической и современной русской поэзии на нидерландский язык, человек, познакомивший в свое время нидерландских читателей с творчеством Иосифа Бродского.
Личная дружба Кейса Верхейла и Иосифа Бродского началась в Ленинграде в 1967 г., когда К.Верхейл, работая над диссертацией о творчестве А.Ахматовой, стал регулярно приезжать в СССР, и длилась почти 30 лет - до смерти поэта.
Особая ценность мемуарно-литературоведческих работ К.Верхейла о Бродском обусловлена уникальным сочетанием трех факторов: это свидетельства "из первых рук" современника, друга и ровесника Бродского; независимый взгляд человека, прекрасно знающего русский язык, но принадлежащего к иной культуре; и критический научный анализ творчества поэта в контексте не только русской, но и мировой поэзии.
Настоящее издание книги "Танец вокруг мира" заново подготовлено автором и дополнено новыми главами.
Некоторые главы написаны автором по-русски.
Цитаты из книги:
Стр. 126:
"И еще одно, более позднее стихотворение возникло отчасти благодаря голландской живописи. В 1985 году, в очередной раз приехав в нашу страну, поэт познакомился с картинами Карела Виллинка и написал стихотворение о воображаемой выставке его полотен. Нетрудно догадаться, что именно привлекло Бродского в образном мире магического реалиста из Амстердама. Сочетание жесткого северного света, проникающего с затянутого тяжелыми облаками низкого неба, со средиземноморской архитектурой в классическом стиле, украшенной мраморными скульптурами, одинаково характерно для фантазий Виллинка и для реальности Ленинграда с его пригородами."
Стр.133-134:
"Кажется, что культуры можно разделить на два типа: на культуры, основанные на идее слова — логоса, — и на культуры, основанные на идее вещи, дела, действительности — всего того, что по латыни называется res. Вероятно, возможность такого разделения связана с разделением нашей Европы на ее византийскую и ее римскую половины. Я, как голландец, принадлежу к культуре крайнего типа res. В нашем воспитании чуть ли не основной добродетелью считается молчание. Главного национального героя, освободителя страны и родоначальника королевского дома, мы называем Вильгельмом Молчальником. Вы, пожалуйста, не думайте, что мы все так и сидим целые дни друг против друга молча, с деревянными лицами. То, о чем я говорю, происходит на более глубоком, инстинктивном уровне. С некоторой долей преувеличения можно сказать, что наша главная идея заключается в том, что, когда человек говорит, реальность перестает иметь место. В результате такой основной идеи, как мне кажется, голландская культура — прежде всего культура живописи. Отсюда и сравнительное отсутствие у нас интересной литературы.
Русская культура в корне противоположна нашей. Если можно так выразиться, главная идея русской культуры: когда человек молчит, реальность перестает иметь место. Иными словами, русская идея, мне кажется, такая: логос порождает действительность, а не наоборот. Одно последствие такой национальной идеи — невероятное количество совершенно уникальной по своему качеству поэзии и прозы. Другое последствие — жуткое количество, в разные времена, той словесной бессмыслицы, которая называется пропагандой или проще ложью. Одно связано с другим. С точки зрения голландца, русская культура — культура многословия, блестящего, а иногда менее блестящего многословия. Она для нас привлекательная и отчасти чужая: может быть, привлекательная именно потому, что отчасти чужая, как некий вид компенсации".
Стр. 171:
"Многие из нас знали эти тексты наизусть, но почти никто никогда не слышал их иначе, чем произнесенными голосом Иосифа. И теперь, когда с амвона их робко читал кто-то из его близких, слова становились новыми, мы сидели с прямыми спинами, обратясь в слух. Я уже и раньше часто думал о том, что торжественным скандированием собственных стихов Бродский заглушал их подлинную поэзию, быть может, скрывая ее из чувства целомудрия.
В Нью-Йорке и позднее дома при перечитывании его сборников я вдруг расслышал, какое тонкое звучание предполагает эта поэзия, когда нет слухового насилия его декламации. Декламация сохранилась в записях. Но читающий Бродского для себя всегда сумеет расслышать тот его голос, которым при жизни он разговаривал в минуты непринужденности и тепла, когда отпадала необходимость «упорствовать»: действительно, голос, полный тишины. Наряду со способностью выразительно страдать, без которой не обойдется ни один (во всяком случае русский) лирик, у него был талант наслаждаться и быть благодарным".